Рак-Козерог. В эти же кардинальные знаки, ключевые в судьбе Тарковского, угодила и ось Восход/Заход (Асцендент/Десцендент), украшенная лунными узлами. При таком стечении астрологических обстоятельств поэт просто не мог не реагировать на обращение узлов, ведь при своем движении по Раку/Козерогу Раху и Кету пробуждали весь энергетический потенциал семи реальных и четырех фиктивных планет, находившихся в этих знаках.

К возрасту второго обращения узлов (37 лет) чаша грехов, как и чаша благодеяний каждого индивидуума наполняются в достаточной мере для вынесения космического приговора. Человек, переживший этот рубеж и прошедший через ордалии (испытания судьбы), далее может какое-то время жить спокойно с чувством выполненного долга. В лучшем случае в этом возрасте судьба дает возможность человеку начать жизнь с чистого листа, в худшем – она лишает его возможности что-либо добавить к уже сказанному и записанному в книгу жизни. Арсений Тарковский, буквально спасенный своей женою от почти неминуемой смерти, действительно начал жизнь с нового листа, что весьма символично для поэта, склонного размашистым почерком писать стихи-пророчества на белом полотне собственной судьбы. Настоящим поэтам свойственно предугадывать основные события земной жизни – новые встречи, рождение детей, катастрофы и даже уход из мира. Сам Тарковский писал: «Поэзия меньше всего – литература, это способ жить и умирать, это дело очень серьезное, с ней шутки плохи, она и убивать умеет».
Каждый поэт – немного пророк, волхв, знающий ответы на вопросы о грядущем. Арсений Тарковский, ведомый по жизни звездой поэзии и астрономии, влюбленный в звездное небо, явственно слышал голос судьбы, и голос этот эхом звучал в его необыкновенных стихах, уже упоминавшихся нами:

Мы крепко связаны разладом,
Столетья нас не развели.
Я волхв, ты волк, мы где-то рядом
В текучем словаре земли.

В его удивительном творчестве нашел отражение свойственный многим русским поэтам «космизм», в стихах Тарковского читается тонкое ощущение поэтом взаимосвязи между микромиром и макрокосмосом, связующим звеном между коими является Человек.

Я человек, я посредине мира,
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост –
Два берега связующее море,
Два космоса соединивший мост.

«Посредине мира» — поэтическое осмысление Тарковским своего места в жизни, а, возможно, даже и интуитивное выражение астрологических обстоятельств рождения в полнолуние, когда Земля оказывается точно между Луной и Солнцем – «два космоса соединивший мост». Для Арсения Александровича слова «космос» и «звезды» был наделены особым смыслом, поскольку он долгие годы почти профессионально занимался астрономией, что для многих его знакомых казалось неким чудачеством, прихотью поэта, пытавшегося как-то разнообразить спокойное течение послевоенной жизни. На самом же деле занятия астрономией – свидетельство поисков высшего, космического смысла человеческого существования, ведь на звезды смотрел не прагматичный ученый, а романтически настроенный поэт.
Волховать, пророчествовать, смотреть в ночное небо было для Арсения Александровича Тарковского так же естественно, как писать стихи. Поэт серьезно занимался астрономией и чуть ли не все свои заработки тратил на покупку телескопов, треног и объективов. В движении планет и комет поэт-астроном интуитивно искал закономерности, пытаясь связать события земные и небесные, соединить несоединимое, проложив мост между мирами. Его взгляд на звезды был скорее взглядом астролога, нежели астронома, поскольку Арсений Александрович взирал на небо не как статист, а как поэт, ищущий вдохновения и некоего высшего знания. В его отношении к планетам и звездам было что-то глубоко личное, стоящее много выше обычного астрономического деления звезд на классы по яркости, цвету, размерам, химическому составу. Душа поэта улавливает тончайшие вибрации, пронизывающие космическое пространство, она буквально «слышит» голоса звезд и ей для этого вовсе не нужен спектральный анализ. Один из близких друзей Тарковского писал о поэте, однажды пригласившем его в Голицыно смотреть на звезды: «Я был допущен к окуляру. Зрелище было сказочным. Владелец трубы показывал мне планеты и звезды с таким видом, будто он и сам причастен к их созданию. У него с ними были какие-то сложные отношения. Некоторые звезды он любил, другие, мне кажется, недолюбливал». Подобное отношение к звездам характеризует Тарковского как мистически настроенного поэта-астролога.
Поэт, мечтавший открыть комету, переписывавшийся с другим любителем астрономии, которому это удалось, взирал на небо как на волшебную книгу судьбы, прочитать которую было его высшим и самым заветным желанием. Арсений Тарковский верил в небесное происхождение человеческой души, и возможно, даже принял точку зрения древних астрологов, считавших жизнь человека на земле результатом свободного выбора души, воплотившейся в материальном мире с целью участия в космической борьбе сил света и тьмы. Много занимавшийся переводами с восточных языков (в том числе с арабского и персидского) Тарковский наверняка был знаком с зороастрийской космогонической концепцией. Иначе как можно объяснить появление стихов, образно воспроизводящих основную фабулу зороастрийского астрального мифа о воплощении фравашей (душ человеческих) в материальном мире?

На пространство и время ладони
Мы наложим еще с высоты,
Но поймем, что в державной короне
Драгоценней звезда нищеты,
Нищеты, и тщеты, и заботы
О нерадостном хлебе своем,
И с чужими созвездьями счеты
На земле материнской сведе