ением планет. Этот механизм напоминает нам обо всем, что вы знаете о Солнечной системе. Нечто подобное содержится и в ритме некоторых танцев. В строго определенных движениях и сочетаниях танцующих в видимой форме воспроизведены определенные законы, понятные тем, кто их знает. Такие танцы называются «священными танцами». Во время моих странствий по Востоку я много раз был свидетелем того, как эти пляски исполнялись во время священнослужений в древних храмах. Некоторые из них воспроизведены в «Борьбе магов». Кроме того, в основу балета положены три особые идеи. Но если я поставлю балет на обычной сцене, публика никогда его не поймет».

 Публика действительно не понимала смыслового содержания «священных танцев», считая их не более чем экзотическим элементом философско-практической доктрины Гурджиева. Эти танцы называли неестественными, чересчур противоречивыми и иногда даже считали проявлением «сатанизма», поскольку отрешенные лица учеников, погруженных в глубокую динамическую медитацию, производили впечатление загипнотизированных или слабоумных. И все это притом, что слабоумных людей среди просвещенной интеллигенции, составлявших костяк «гурджиевской» группы, не было и быть не могло.
На самом же деле, «священные танцы», позаимствованные Гурджиевым у суфийских дервишей ордена Мавлавийа, преследуют внешние, показательные цели символической космологии и, одновременно – внутренние, психологические цели самонаблюдения учениками себя в процессе действия. Гурджиев практиковал и прививал своим последователям суфийскую практику «мухасаба», что означает «точный расчет, подведение баланса», позволяющую осуществлять постоянный самоконтроль, изучение и анализ собственных поступков и помыслов на пути к овладению высшим знанием. Внутренний самоконтроль – основное требование от ученика, идущего по пути познания самого себя. Самоконтроль позволяет структурировать микрокосмос, вырвать из хаоса инстинктивных желаний истинную сущность и выйти на новый уровень постижения действительности.
Суфии, учение коих было переработано на свой лад Гурджиевым, считали, что существует четыре формы познания мироздания, причем эмпирическое познание, основанное на восприятии явлений окружающего мира с помощью пяти органов чувств и разума, является лишь низшей формой познания, а потому доступно каждому человеку. С нею символически связана вода как носитель информации.

Второй формой познания считалось интуитивное постижение реальности, доступное людям с богатым воображением, умеющим слышать отголоски иных миров и облекать их в слова, звуки и цветовые сочетания. Символом творческого осмысления действительности, свойственного поэтам, музыкантам и художникам, суфии считали молоко, способное к трансформации и превращению в иные продукты.
Третья форма познания – опыт пророков и провидцев суфизма, существенно отличающийся от непосредственного восприятия мира и выраженный в мистических учениях суфийских наставников. Пророк имеет дело с реальностью, не оказвающей воздействия на органы чувств, но дающей пробужденному духу необыкновенно яркие ощущения. Символом этой формы познания суфии считали мед – один из ценнейших природных антибиотиков, способный консервировать органическую среду и блокировать ее от попадания болезнетворных инфекций. Мощнейшие трансформирующие качества меда как продукта питания давно были отмечены человеком, и не случайно мед входит в состав огромного числа целебных снадобий, коими спасалось человечество во все века до начала эры фармакологии. Однако, помимо сугубо практичных медицинских и кулинарных свойств меда, суфии видели в этом продукте пчеловодства некую особую мистическую субстанцию, способствующую трансформации духа и открытию «внутреннего взора».
Высшей и четвертой формой познания суфийские мистики считали прямое переживание высшей реальности, не доступной ни для органов чувств, ни для интуиции. Открыть в себе способность к высшей форме восприятия действительности может лишь маг, развивший в себе сверхъестественные способности. На этом этапе познание из логического акта становится Божественным откровением. Мистическим символом четвертой формы познания, разрушающей границы человеческого Я, суфии считали вино, употребление коего было и остается под запретом для последователей пророка Мухаммеда. Ортодоксальный ислам отрицает также музыку и танец, что, опять же, входит в противоречие с мистическим опытом «танцующих дервишей», погружающихся посредством ритмичного круговращения в медитативный транс, способствующий небывалому подъему духа и обретения связи с высшим миром.

Можно с большой степенью вероятности предполагать, что корни мистического ислама, (нашедшего распространение лишь Персии!) лежат в плодородном слое зороастрийской доисламской культуры и питаются от живых ключей сакрального учения зерванитов о времени, пространстве и возможности их трансформации. Существование скрытой эзотерической традиции в ясном и внешне кажущемся простым учении пророка Заратуштры, прослеживается от V века до н. э. и до нашего времени. Необычные способности факиров, чудеса дервишей и сверхъестественные возможности тибетских отшельников – свидетельства существования в древности на территории Персидской империи целостного учения о человеке и его месте в мироздании, а также комплексной системы физических и дыхательных упражнений, способствующих саморегуляции и пробуждению скрытых резервов человеческого организма. Политические, идеологические и философские разногласия мидийской и персидской линий власти еще во времена династии Ахеменидов резко обострили отношения между магами-зерванитами и ортодоксальными зороастрийцами. Гонения на мистиков, почитающих помимо Ахурамазды также и Зервана – абстрактное божество времени и пространства, породившее все сущее, вынуждало адептов тайного учения мигрировать в Тибет, Индию и Аравию. Следы зерванизма отчетливо прослеживаются в учениях тибетского ламаизма (школ